Воспоминания Б.И. Рабиновича

Эльясберг Павел Ефимович
(воспоминания Б.И. Рабиновича)

Павел Ефимович был замечательным ученым, поразительно сочетавшим университетскую строгость и точность во всем, что касалось математических аспектов его исследований, с ярко выраженной практической направленностью и умением адекватно формулировать чисто инженерные задачи. Это особенно проявилось в период, к которому относилось наше знакомство, когда он увлеченно занимался исследованиями, относящимися к составлению таблиц стрельбы для первой баллистической ракеты Р-1, принимаемой на вооружение. Фактически получилось так, что он взял на себя наиболее тонкие вопросы, связанные с обоснованием требований к точности, оценкой вероятностных характеристик рассеивания, определением минимального числа пусков, необходимых для получения заданной доверительной вероятности определения баллистических характеристик, и т.д.

В дальнейшем его работы сыграли выдающуюся роль в решении сложного комплекса вопросов, связанных с запуском первого искусственного спутника Земли (ИСЗ). За эти работы П.Е. был удостоен вместе с рядом участников (включая Г.С.Нариманова) Ленинской премии. Его книги, посвященные теории полета ИСЗ, написанные уже в период работы в Институте космических исследований АН СССР (ИКИ), являются и по сию пору настольными для исследователей, работающих в области расчета и экспериментального определения орбит ИСЗ и КА. Ему удалось внести основополагающий вклад в теорию оптимизации измерений, используемых для уточнения параметров реальных орбит и выработки оптимальных сеансов коррекции орбит. Этот список можно было бы продолжать очень долго. Помимо всего этого, П.Е. был очень интересным человеком, любившим размышлять над многими философскими проблемами, теорией познания, ролью и местом различных дисциплин в системе образования и т.д.

Во время вечерних прогулок по остывающей после дневной жары бетонке на полигоне в Капъяре и, спустя много лет, – в ходе наших совместных лыжных вылазок, когда я уже работал в НИИ-88 и жил в Калининграде (будущем городе Королеве), мы много беседовали с Павлом Ефимовичем обо всех этих материях. Несмотря на то, что он провел всю войну на фронте, занимаясь нелегким делом ремонта пушек, он не приобрел никаких внешних признаков настоящего военного, скорее – наоборот. Будучи капитаном, когда мы с ним познакомились, и дослужившись до звания полковника, он одинаково безразлично относился к вышестоящим военачальникам, независимо от их воинских званий, не испытывая к ним ни малейшего пиетета. Это их, конечно, не могло не раздражать, но воспрепятствовать этому они не могли.

П.Е. имел странную привычку засыпать на заседаниях Ученых советов, что, однако, не мешало ему вдруг задавать по ходу дела совершенно неожиданные вопросы, свидетельствовавшие о том, что и во сне он продолжал не только воспринимать информацию, но и перерабатывать ее. Это его качество проявлялось иногда и при иных обстоятельствах. Помню, как мы, будучи на полигоне, ехали на какую-то очередную площадку в легковом автомобиле в обществе нескольких военных, один из которых (назовем его N) был нашим общим с П.Е. начальником из НИИ-4 (“прямым”, как пишут в уставе, хотя и не “непосредственным”), остальные, как и мы, – его подчиненными. П.Е., по обыкновению, довольно скоро заснул. Тем временем разговор сосредоточился на жалобах N на головную боль и общее недомогание. Дружный хор искренне сочувствовавших и не менее искренне сопереживавших подчиненных неожиданно был прерван репликой П.Е., который произнес, не просыпаясь: “Пить надо меньше”. Сочувствовавшие умолкли, а N обиделся и несколько дней дулся на Эльясберга, на что последний со свойственным ему хладнокровием никак не реагировал. Время все излечило – нанесенная рана благополучно зарубцевалась.

Павлу Ефимовичу был не чужд и жанр короткого рассказа. На этом поприще он мог бы вполне состязаться с американским писателем, специалистом по военной тематике, который выиграл конкурс на самый короткий рассказ (не более чем из 100 слов), написав следующее: “Рядовой Джонс, находясь на лагерных сборах, подпилил доски в полевом сортире, вследствие чего горячо любимый им сержант Смит провалился в выгребную яму. Все остальные 80 слов сержант Смит произнес, вылезая из этой ямы”.

Так вот один из коротких рассказов П.Е. звучал так.

– Сидим мы как-то в Тюра-Таме (теперь полигон Байконур) на одной из площадок (он назвал номер) около монтажно-испытательного комплекса (МИК) на скамеечке, вокруг бочки для окурков. Курящие курят, некурящие просто отдыхают после утомительных и совершенно бесполезных словопрений на втором этаже МИКа по поводу какого-то очередного ЧП. По заведенному сценарию Большие Ученые, прибывшие из Москвы, генерируют на таких посиделках разные научные теории (“роют яму в стороне”), полигонные офицеры с благоговением смотрят им в рот, а разработчики лихорадочно прозванивают в самом МИКе электрические цепи на очередном изделии, чтобы найти более прозаическое, но менее удобное для обсуждения, объяснение ЧП, имевшего место при последнем пуске. И вот появляется подполковник из кадровых офицеров, командир части (а каждая площадка – это отдельная воинская часть). Он медленно следует мимо беседующей около бочки компании, в основном гражданской, включающей пару натуральных академиков (назовем их N1 и N2). Вся эта штатская публика ему глубоко неприятна, так как часто нарушает четкий воинский порядок. Однако приходится ее терпеть – такова служба. Не глядя на сидящих, а обращаясь просто в пространство, он произносит следующую фразу (сохраняю, по возможности, характерные слова и лексику, заботливо донесенные до меня присутствовавшим при этой сцене П.Е. ): “Какой-то интэллигентный гад вх…рил окурок в стэну, а стэна, между прочим, свежеокрашенная!” – “Интэллигентные гады” сначала застыли в молчании, но затем нашли в себе достаточно чувства юмора, чтобы оценить как глубину упомянутого ценного наблюдения, так и изящество формы, в которую оно было облечено.

Б. Рабинович

Взято с http://web.archive.org/web/20040818092303/http://www.cosmos.ru:80/pe/rabin.htm